Бухта Аркашон, защищенная от яростных взбрыкиваний Атлантики длинной песчаной грядой, встретила их дюнами, свежим ветром и сосновым лесом.
Поль поставил фургон в тени деревьев, и они направились к берегу. В руках у Плам была корзинка с едой, а Поль нес спальный мешок, магнитофон и сетку с двумя бутылками вина, которые надо было опустить в воду, чтобы к ленчу вино охладилось. Они медленно брели по сухой скользкой коричневой хвое, издававшей резкий аромат, который смешивался с соленым запахом моря и мокрого песка.
На краю леса, где они остановились, начинался резкий песчаный склон, спускавшийся к широкой прибрежной полосе серебристо-белого песка, тянувшейся на многие мили в обе стороны.
— До последнего времени это место было недоступным, — сказал Поль. — Даже теперь большую часть года единственные его посетители — чайки.
Смеясь, они заскользили вниз по склону, двигаясь все быстрее и быстрее, словно под ногами у них был не песок, а снег. Внизу Поль пристроил спальный мешок на пятачке в окружении трех дюн, которые защищали от ветра и создавали ощущение уединенности от всего мира. Помахав единственной живой душе на берегу, склонившейся вдали на причаленном суденышке, которое напоминало собой два каноэ, соединенных брезентовым матом, он сказал:
— Это Робер. Мы всегда берем его кат. Надевай купальник, придется помокнуть и попотеть.
— Но я не умею управляться с парусом.
— Скоро научишься.
Через полчаса, повиснув над водой, Плам что было силы тянула за канат, в то время как маленькое суденышко скользило по волнам.
— Это больше похоже на купание! — кричала она. — И гораздо интереснее, чем сидеть на палубе какой-нибудь неповоротливой калоши.
Когда лодка приподнялась над волнами и устремилась вперед со скоростью, которая показалась ей огромной, Плам засмеялась от возбуждения и нахлынувших эмоций.
— Весело, правда? — улыбнулся ей Поль.
В это мгновение лодка накренилась, и Плам обдало сзади волной. Поль быстро потянул парус и переложил руль, выправляя курс.
— Никогда не давай морю шанс, — пробормотал он. — Иначе оно одолеет тебя в своем коварстве.
Еще через полчаса он уговорил ее сесть за руль.
— Надо только смотреть вперед и держаться спиной к ветру. Пока ветер у тебя за спиной, ты можешь идти вперед, куца хочешь. Чтобы повернуть влево, толкаешь руль вправо, и наоборот… Легче… Теперь я покажу, как ходить галсами. Но перед этим надо набрать скорость, иначе ты просто зароешься и ничего не получится…
К полудню Плам почувствовала такой аппетит, какого не испытывала с детства. Поль причалил лодку к берегу, сбросил джинсы, извлек из воды бутылки с вином и голый направился к Плам, которая склонилась над корзинкой с едой спиной к нему.
Обнаженные, они медленно двинулись к дюнам и упали на спальный мешок.
Потом они набросились на холодных омаров, купленных Полем в Аркашоне, и на салат из помидоров, который поглощали с огромными ломтями хрустящего хлеба и брынзой. В заключение кормили друг друга виноградом и пили ароматное розовое вино.
Подкрепившись, они отправились бродить вдоль берега. Между пальцами голых ног струился сухой песок, Плам вдруг вскинула руки к безоблачному небу.
— Я такая счастливая! — И, сразу посерьезнев, удивленно посмотрела на Поля. — С тобой я чувствую себя такой же счастливой, какой бываю, когда пишу картины. — До этого момента Плам намеренно не упоминала о своей работе, стараясь как можно дольше не вспоминать о связанном с ней напряжении.
— Тогда почему ты не писала последние две недели? Разве ты не привезла сюда свои краски? Плам рассмеялась.
— Я не могу писать где попало. Я работаю с ведрами краски, а не с маленькими тюбиками, пишу на огромных холстах в студии с высоким потолком и с лестницами, предварительно устилая пол листами пластика, чтобы не перепачкать все вокруг.
— Что представляют собой твои картины? Портреты?
— Нет. Моя живопись абстрактная. — Плам заколебалась. Она не могла больше откладывать это. — Поль, я должна готовиться к выставке, в июне, поэтому мне надо возвращаться в Англию… завтра.
Поль резко остановился.
— Почему ты не можешь побыть здесь до июня?
— Потому что мне надо встречаться с журналистами, давать интервью и сниматься для прессы.
— Ты хочешь сказать, что ты знаменитость?
— Не совсем… Но что-то в этом роде… Художники слышали обо мне.
— Я и не предполагал, что сплю с известной личностью.
— Разве это что-нибудь меняет? Поль задумался. Опустив глаза, он вывел на песке большим пальцем ноги букву П и произнес наконец:
— Конечно, меняет. Это значит, что ты уезжаешь. А я даже не позволял себе думать об этом. — Он взял Плам за голые плечи и заглянул в ее глаза. — Может быть, ты скажешь, что твое замужество меня не касается, но я так не считаю. — Голос его зазвучал совсем тихо. — Плам, какие у тебя отношения с мужем?
Плам молчала. «Мы что, уже достигли такого этапа, когда можно плакаться, что мой муж не понимает меня?» При мысли об обсуждении своего замужества с любовником она испытала чувство вины.
Интересно, подумала она, что Поль имел в виду, когда говорил, что его интересуют ее взаимоотношения с мужем?
Нет, она не позволит себе поверить в это! Пусть это будет ее маленькой тайной, которая приподнимет ее в собственных глазах. Поль должен остаться в ее памяти как невероятно сексуальный, шикарный и непревзойденный француз-любовник.
— У нас с Бризом не жизнь, а сплошной театр, где мы актеры на сцене, — медленно проговорила она. — Бриз относится ко мне, как к ребенку, пользуясь тем, что какая-то часть во мне нуждается в чьей-то защите. Но теперь я хочу, чтобы ко мне относились как к женщине, хотя понимаю, что нельзя быть и ребенком, и женщиной одновременно.