Тигриные глаза - Страница 47

Она пояснила, что во всякой старательно изготовленной копии всегда чувствуется некая безжизненность. Как ни искусен имитатор, подделка всегда будет вымученной. Поэтому, если жулик действительно искусен, он никогда не станет делать точную копию. Он тщательно изучает избранного им художника и его приемы, а затем воображает себя на его месте.

— Ага! У актеров это называется творческим перевоплощением.

Плам делала пометки в своем альбоме. Она впервые могла внимательно изучить подделку, первую из трех. Во всех был виден характерный почерк — у мошенника тоже имелся свой собственный стиль, и он не мог не оставить следов своей личности на подделанной картине.

— Итак, я готова услышать самое худшее, — сказала Синтия.

Плам отвернулась от картины и стала медленно пояснять:

— Цветовая гамма подобрана тонко, но она не так выразительна, как на подлинных голландских картинах этого периода. Не забывайте, то была золотая эпоха натюрморта.

— Иногда достаточно просто сказать: ну и дрянь, — невесело усмехнулась Синтия.

Неожиданно у Плам вырвалось:

— Кажется, я знаю, кто нарисовал это.

— Знаете? — резко обернулась к ней Синтия. Плам тут же пожалела о своей несдержанности: потребуются месяцы, чтобы убедиться в том, что сейчас молнией промелькнуло в ее голове.

— Вполне может быть, что знаю.

— Кто?

— Я не могу сказать этого, пока не удостоверюсь.

— Но вы не станете предпринимать ничего рискованного? — с обеспокоенным видом спросила Синтия.

Плам вспомнила, какой испытала страх, когда прочла анонимное письмо, и отрицательно покачала головой.

Синтия смотрела на свой натюрморт.

— Еще до вашего приезда я решила: если это и подделка, я все равно ничего не буду предпринимать. Мне совсем не хочется оказаться в лапах у какой-нибудь организованной банды мошенников.

Она прошла к большому французскому шкафу напротив камина, выудила из-под жакета крошечный ключик на золотой цепочке и открыла замок. Внутри шкаф был хитроумно оборудован для хранения документов.

— Кому хочется, чтобы твой секретарь рылся в вещах, которые не предназначены для посторонних глаз, — пояснила Синтия. — Именно так скандальные сенсации и попадают в прессу.

— В каких вещах?

— В тех, которые та или иная звезда держит в своей спальне для того, чтобы распалять свое больное воображение.

— Как, например?

— Я не обсуждаю вкусы своих клиентов, помните? — Синтия достала два больших конверта из плотной бумаги и вручила один из них Плам. — Здесь копия паспорта на мою картину. Оригинал я кладу обратно в сейф. — Она подошла к книжным полкам у стены с камином, вытащила одну из книг и нажала скрытую кнопку. Полки с книгами раздвинулись, и за ними обнаружился обычный офисный сейф «чабб». Она задумчиво посмотрела на него. — Я никак не могу решить, есть ли смысл прятать сейф. Если становишься жертвой взломщиков, то это, как правило, происходит по наводке того, кто бывает в доме. Так что они знают, где он.

А если они действуют без наводки, то переворачивают все верх дном в поисках его. — Она набрала комбинацию, открыла сейф и аккуратно положила в него конверт с паспортом.

Плам быстро проглядела папку с немногочисленными бумагами.

— Здесь на бланке Малтби засвидетельствовано, что картина была приобретена ими в 1989 году на аукционе у «Борден и Плоу» в Суссексе — это, наверное, какая-то мелкая провинциальная фирма, потому что я даже не слышала о нем. Картина, должно быть, досталась им по дешевке, иначе Малтби обязательно приложил бы счет.

— Да ну ее к черту, — отмахнулась Синтия. — Давайте забудем эту дерьмовую фальшивку на несколько часов и прогуляемся по городу.

Выводя серебристый «Мерседес» из гаража, Синтия говорила:

— Полагаю, вы не прочь посмотреть город, поэтому я собираюсь очертить его большим не правильным четырехугольником.

Автомобильная стереосистема выдавала «Америку» из «Вестсайдской истории». Они мчались по Тихоокеанскому прибрежному шоссе. Справа от них тянулась изломанная линия гор Санта-Моника. Когда ландшафт менялся, Синтия подыскивала в системе соответствующую мелодию.

— Я люблю океан, — говорила она, — и огромное небо, и всепроникающее ощущение того, что возможности здесь так же безграничны, как океан. Вся остальная Америка смеется над нашими экспериментами и традициями, а затем стыдливо тащится вслед за нами. Здесь люди живут так, как будто завтра уже наступило, поэтому они быстро привыкают к любой новой технике и верят, что их не обманут, покупают ли они готовый обед или личный самолет.

Синтия повернула направо на Топангу и включила запись «Мы чемпионы» в исполнении Фредди Меркьюри. На развязке она съехала на Голливудскую автостраду и направилась назад к центру города.

— А где сам Голливуд? — поинтересовалась Плам.

— Мы только что проехали его, — сказала Синтия. — Вам там нечего делать. Голливуд — это сплошная грязь: сутенеры, проститутки, наркоманы, разочарованные туристы с камерами, обалдевшие от погони за мифом новички. — Она рассмеялась. — Вообще-то, Голливуда нет и никогда не было. Голливуд — это некое внутреннее состояние, это крупнейший из всех существующих мифов.

— Ваши слова звучат слишком уж цинично, — заметила Плам.

— Жизнь, она, знаете ли, постоянно учит, — с грустью откликнулась Синтия. — Раньше я, бывало, задумывалась, почему мне потребовалось целых пятьдесят лет, чтобы стать взрослой. А теперь вижу, что любой разумной женщине требуется не меньше пятидесяти лет, чтобы понять этот безумный мир. — Она вдруг выключила музыку и встряхнула головой, отбрасывая с лица белокурые пряди. — Таким, как я, приходится пробиваться к успеху, стиснув зубы. Бабы вокруг сволочатся, мужики устраивают западни, в которые мы обязательно попадаем. Мы чувствуем, как в наши спины впиваются ядовитые стрелы, но думаем, что, наверное, виноваты в этом сами, что, наверное, вели себя где-то как-то не так. И продолжаем рваться вперед, не догадываясь, что это просто психологическая война, которая всегда ведется против нас.